поэтическая подборка
светла вода
во облаках бездонных
Анна чиранова
В новой подборке Анна Чиранова продолжает плести смиренный узор, напоминая нам каждым своим текстом, что главное в поэзии – говорить о сокровенном, а продолжение разговора иногда важнее вечного перепридумывания способов говорить.
Но время старилось, и время исчезало,
молитва-рана плач свой возвращала:
здесь Авраам идёт перед Тобой.
Среди этой небольшой подборки я бы хотел отметить стихотворение «к веселью вифлеемских пастухов…», в котором, как мне кажется, на интонационном уровне чувствуется порыв поэта к иному, новому.
по саду – тихий свете, свет раны зашивает непрестанно.
ягненок смотрится в зеркальные озёра, он есть везде,
где хочет правдой быть, где весть с бесплодной Анной,
где зрение становится звездой и возрастает в сладкой нищете.
И это проявляется не в возникновении новых формальных решений, а в попытке расширить свой поэтический мир, добавив к нему новое измерение.
Но время старилось, и время исчезало,
молитва-рана плач свой возвращала:
здесь Авраам идёт перед Тобой.
Среди этой небольшой подборки я бы хотел отметить стихотворение «к веселью вифлеемских пастухов…», в котором, как мне кажется, на интонационном уровне чувствуется порыв поэта к иному, новому.
по саду – тихий свете, свет раны зашивает непрестанно.
ягненок смотрится в зеркальные озёра, он есть везде,
где хочет правдой быть, где весть с бесплодной Анной,
где зрение становится звездой и возрастает в сладкой нищете.
И это проявляется не в возникновении новых формальных решений, а в попытке расширить свой поэтический мир, добавив к нему новое измерение.
Вячеслав Глазырин
Родилась в 2004 году в Саранске. Обучается на кафедре классической филологии МГУ им. М.В. Ломоносова. Публиковалась в «журнале на коленке» и в «несовременнике», проектах «ποίησις as is» и «всеализм», в журналах «Пироскаф» и «Флаги».
Иаков
Кто посох взял и стал блаженно плакать –
облекся в радость – свадебный наряд,
тому и ветры милость говорят.
Был камень-сон и начал в сердце падать.
Как страшно место страшен был и дом,
к которому вся лестница восходит,
и ангелы по лестнице проходят,
и страшный свет стоит перед лицом:
«подай мне хлеб», но путь мой невесом.
Поставь мне в сердце каменный престол
смирения, свечения и страха.
преображение
трава и ветер слова не проронят.
полдневная гора и невечерний свет.
легко ярмо, любой из вас согрет.
светла вода во облаках бездонных,
светлей воды – одежд нетварный свет:
«плетите милость вместо кущ бессонных,
в молчании храните этот свет».
успение
удержанная небом тишина, освобождение от жизни или смерти,
всё сонная немая пелена с терпением твоим переплетаясь,
с травой и плачем всех учеников, душа твоя, младенцем претворяясь,
пряла узор смиренный и простой.
***
Стоит за гробом Свет неизреченный,
здесь – милость долгая и зеркало о Славе.
Поклонится трава, поклонится о Сарре:
идёт отец, с ним сын благословенный –
огонь и дом неслышных утешений.
Дом станет спать, молитва станет шаг,
движенье, путь по каменной пустыне
без обуви, в оставленной пустыне.
Но время старилось, и время исчезало,
молитва-рана плач свой возвращала:
здесь Авраам идёт перед Тобой.
***
к веселью вифлеемских пастухов и к тишине Марии
я не готова в темном полусне, но разбуди меня когда-нибудь:
когда ты сам есть в тишине и мире, и рыбу-смерть удержишь
на блесне – ты стал пастух и первый поклонился.
по саду – тихий свете, свет раны зашивает непрестанно.
ягненок смотрится в зеркальные озёра, он есть везде,
где хочет правдой быть, где весть с бесплодной Анной,
где зрение становится звездой и возрастает в сладкой нищете.
звук собирается в неслышимое пенье, падает забвенье,
и старые пророчества ночные рассыпятся со вздохом
из груди. их не собрать, как мелкий детский бисер.
заполнено пространство впереди звездой волхвов
и радостью свирелей, спокойствием и тишиной Марии,
явленьем ангела, испугом пастухов.
Кто посох взял и стал блаженно плакать –
облекся в радость – свадебный наряд,
тому и ветры милость говорят.
Был камень-сон и начал в сердце падать.
Как страшно место страшен был и дом,
к которому вся лестница восходит,
и ангелы по лестнице проходят,
и страшный свет стоит перед лицом:
«подай мне хлеб», но путь мой невесом.
Поставь мне в сердце каменный престол
смирения, свечения и страха.
преображение
трава и ветер слова не проронят.
полдневная гора и невечерний свет.
легко ярмо, любой из вас согрет.
светла вода во облаках бездонных,
светлей воды – одежд нетварный свет:
«плетите милость вместо кущ бессонных,
в молчании храните этот свет».
успение
удержанная небом тишина, освобождение от жизни или смерти,
всё сонная немая пелена с терпением твоим переплетаясь,
с травой и плачем всех учеников, душа твоя, младенцем претворяясь,
пряла узор смиренный и простой.
***
Стоит за гробом Свет неизреченный,
здесь – милость долгая и зеркало о Славе.
Поклонится трава, поклонится о Сарре:
идёт отец, с ним сын благословенный –
огонь и дом неслышных утешений.
Дом станет спать, молитва станет шаг,
движенье, путь по каменной пустыне
без обуви, в оставленной пустыне.
Но время старилось, и время исчезало,
молитва-рана плач свой возвращала:
здесь Авраам идёт перед Тобой.
***
к веселью вифлеемских пастухов и к тишине Марии
я не готова в темном полусне, но разбуди меня когда-нибудь:
когда ты сам есть в тишине и мире, и рыбу-смерть удержишь
на блесне – ты стал пастух и первый поклонился.
по саду – тихий свете, свет раны зашивает непрестанно.
ягненок смотрится в зеркальные озёра, он есть везде,
где хочет правдой быть, где весть с бесплодной Анной,
где зрение становится звездой и возрастает в сладкой нищете.
звук собирается в неслышимое пенье, падает забвенье,
и старые пророчества ночные рассыпятся со вздохом
из груди. их не собрать, как мелкий детский бисер.
заполнено пространство впереди звездой волхвов
и радостью свирелей, спокойствием и тишиной Марии,
явленьем ангела, испугом пастухов.
