поэтическая подборка
Сорочий отчим
Анна Аликевич
Стихи Аликевич наделены собственным мифом: кисейным светом, непомнящей темнотой. Миф работает с устройством мира, с тем, что стоит как бы за завесой реальности.
Многое в стихах Аликевич говорится образами и преданиями, в которых эта реальность нарушена, заменена:
И где-то его подменили,
Выронили настоящего,
И только место пустое расскажет,
Каким был он на самом деле.
Но, будучи моделью собственного мифа, все выстраивается вновь по тем же собственным законам:
Я листва над ним позади его ломаный сад
Вот я есть рядом с ним обманула хоть прозорлив
Словно мы вместе были и вместе прошли
Говорит
Это точка не контрапункта, – происходит другое: реальность остается достоверной, но есть некое условие, закон, или вернее будет сказать заговор, по которому «все решето – все решено». То есть закон, по которому что-то допускается в мир, а что-то нет (или из него, по этому же заговору, выходит).
Там нет ничего случайного. Но в реальности – есть.
Здесь же появляется необходимость повышенного, совсем не бытового внимания. Так как в стихах присутствует это жалящее натяжение, жало непредсказуемости:
Нет, я выплыву, я в сорочке родилась,
В телячьем последе родилась,
Говорили тебе не раз,
Правды нет, запись затерлась, затесь заперлась.
И тут же – в конце стихотворения – жалеющее, уповающее на условие:
Просто снег идет, снег идет,
Красное становится черным,
Море шумит волнами,
А ветер крышу трясет.
А дитю говорят: полно, он ее спасет, он спасет.
Многое в стихах Аликевич говорится образами и преданиями, в которых эта реальность нарушена, заменена:
И где-то его подменили,
Выронили настоящего,
И только место пустое расскажет,
Каким был он на самом деле.
Но, будучи моделью собственного мифа, все выстраивается вновь по тем же собственным законам:
Я листва над ним позади его ломаный сад
Вот я есть рядом с ним обманула хоть прозорлив
Словно мы вместе были и вместе прошли
Говорит
Это точка не контрапункта, – происходит другое: реальность остается достоверной, но есть некое условие, закон, или вернее будет сказать заговор, по которому «все решето – все решено». То есть закон, по которому что-то допускается в мир, а что-то нет (или из него, по этому же заговору, выходит).
Там нет ничего случайного. Но в реальности – есть.
Здесь же появляется необходимость повышенного, совсем не бытового внимания. Так как в стихах присутствует это жалящее натяжение, жало непредсказуемости:
Нет, я выплыву, я в сорочке родилась,
В телячьем последе родилась,
Говорили тебе не раз,
Правды нет, запись затерлась, затесь заперлась.
И тут же – в конце стихотворения – жалеющее, уповающее на условие:
Просто снег идет, снег идет,
Красное становится черным,
Море шумит волнами,
А ветер крышу трясет.
А дитю говорят: полно, он ее спасет, он спасет.
Александр Шимановский
***
Она ничего не просила потому что о чем просить
Не сделать смоковню сливой и птицу не сбить с пути
Не стать деве веткой не стать ветром
Не жить у колодца заветного
А о чем просить стать дудкой стать межгубой шуткой
А лучше болотным туманом
Но много просить голубым плауном
Лунным звоном птичьим медвяным
Но мечтать ли ей о таком
И поэтому просто дождем говорит
Дождем доживем до озимых ловитв
Или веткой степной или градиной сна
Тем что больше похоже живьем на меня
И тогда я могла б засвистеть зашуметь
И костянкой упасть и стрижом полететь
Быть предвестницей тучи и лжи грозовой
Над его пройти головой
Упасть в грязь листвой штриховой
Ну а он бы меня не узнал знать зачем о такой
Сказал бы вот край не уехал раньше на кой
Не уехал теперь жди ходи чирком
А мне ни холодно ни тепло ни помех от меня ни досад
Думаю как повезло
Я листва над ним позади его ломаный сад
Вот я есть рядом с ним обманула хоть прозорлив
Словно мы вместе были и вместе прошли
Говорит
***
Я уже забыла не только тебя,
Но и алюминиевый звук по тебе,
Стучу по картонной глухоте –
Темнота женского октября.
Выношу свечку:
Это огонек от того огонька,
Не тот, который был, конечно,
Обрывалась, скорее всего, цепо-чка.
И где-то его подменили,
Выронили настоящего,
И только место пустое расскажет,
Каким был он на самом деле.
Цветы, где сидел он,
Птица, которую слушал,
А ну, обозначьте его тело
И душу.
Но это-то разве могут?
Сделают как идолёнка.
И отзвук во сне остается,
А проснется – не помнит.
***
Из льдинок и колосков обмылка и ветки
Из нитки гофрированных уголков и голубых цветков незаметных
Она вышивала плела в рот захватив соломку
И чашка была молока и дрожжи песку горка
И она возводила мышиные города вызывала красных коней
На рукав ее текла немота обволакивала кисеей
Лист ложился в сухой ручей
Выходил из подпола крот и она говорила
Я царица морей я запирательница амбарных дверей
Вышивательница белой свитки и утиц к ней
И он однажды придет
Придет как туман горы как пена в бочке воды
Это я бормочу острие костра
Упирается мне в губ плечо
Я еще молода да и его не назвать старичье
Течет алая лепота медовая нагота голубым зеленым ручьем
Месяцем обручем
Все ему нипочем свеча пергамент листает
Мой сын моя дочь с ниткой играют с Никтой играют
А он как в небе баранчик лежит калачом
Невеста
Диане Коденко
Что мы знаем – да, думаю, ничего.
Как она стелила ему постель
Из сорока сороков соболей,
Как капал воск свечевой.
Как грелось в ладони желтеющей серебро,
Как змей в горницу заползал.
«Тятя, мне темно, мне светло,
В глаза забивается сизая борода».
Что ты знаешь о вогнанных в бочку ножах,
О теленке – бочке смоляном?
О волчке, приходящем впотьмах?
Ты не знаешь ни об одном.
Протекла кубыть, а в ней сыр-творог:
Всё расскажут забыть, и наоборот –
Так замешивается пирог,
Так готовится приворот.
Подожди, постой, я не успеваю за тобой,
Мне прищемило пяту, я услышала стук –
Постой, истина скворчит в кувшине,
Влетает в слуховое дроздом,
Десять раз говорит «нет»,
А потом след насыпает золотой.
Она лежит навзничь – и яблоки под пятой.
«Разве ты не знаешь, что я не молодой,
Что много, ох, как много всего было,
Не ныряй с головой».
Нет, я выплыву, я в сорочке родилась,
В телячьем последе родилась,
Говорили тебе не раз,
Правды нет, запись затерлась, затесь заперлась.
Нет, я узнаю, я переверну кровать,
Я нырну до дна.
Тебе нечего узнавать,
И тайна сия холодна.
Просто снег идет, снег идет,
Красное становится черным,
Море шумит волнами,
А ветер крышу трясет.
А дитю говорят: полно, он ее спасет, он спасет.
Сорочий отчим
Только не говори что я выходил
А сам смеется
А то меня хватятся вот будут слезы
Я прилетел ночью
И улечу ночью
Да я человечий
Все просто я новый отчим
Это ты отсек голову быку
Это ты обращался в сороку
Это ты женился на Бригите и убил Олава
Ты поднес меч к троллеву языку
Служил тризну по гоблину
Читал скрипучие книги окованные
Скормил сына его врагу
Поешь по-заячьи по-волчьи
Знаешь к чему снится мертвый родич
Да это я
Заговор
Покой как вода стоит
Как подталый снег
Как часы круговые в воде
И солома и сено на вид
И месяц в небесной ладье
И две ладонки две ладошки
Язычка свечи погремушки
Два старых кокошника птица тонкокосая
И резные доски узорочье резные доски
На небе гремучие
И летит летит распашонка
Гусенка рыбенка
Колоколец в ладони отдает звонко
Маковка крыльца сонная конька конка
Вот и мережки решето
Небесной вышивки решето
Вода стоит все решено
Цыпленочек лебединый
У Мокоши с Волосом
Спор их судимый медведя и журавлика
Судят давно все решено
Она ничего не просила потому что о чем просить
Не сделать смоковню сливой и птицу не сбить с пути
Не стать деве веткой не стать ветром
Не жить у колодца заветного
А о чем просить стать дудкой стать межгубой шуткой
А лучше болотным туманом
Но много просить голубым плауном
Лунным звоном птичьим медвяным
Но мечтать ли ей о таком
И поэтому просто дождем говорит
Дождем доживем до озимых ловитв
Или веткой степной или градиной сна
Тем что больше похоже живьем на меня
И тогда я могла б засвистеть зашуметь
И костянкой упасть и стрижом полететь
Быть предвестницей тучи и лжи грозовой
Над его пройти головой
Упасть в грязь листвой штриховой
Ну а он бы меня не узнал знать зачем о такой
Сказал бы вот край не уехал раньше на кой
Не уехал теперь жди ходи чирком
А мне ни холодно ни тепло ни помех от меня ни досад
Думаю как повезло
Я листва над ним позади его ломаный сад
Вот я есть рядом с ним обманула хоть прозорлив
Словно мы вместе были и вместе прошли
Говорит
***
Я уже забыла не только тебя,
Но и алюминиевый звук по тебе,
Стучу по картонной глухоте –
Темнота женского октября.
Выношу свечку:
Это огонек от того огонька,
Не тот, который был, конечно,
Обрывалась, скорее всего, цепо-чка.
И где-то его подменили,
Выронили настоящего,
И только место пустое расскажет,
Каким был он на самом деле.
Цветы, где сидел он,
Птица, которую слушал,
А ну, обозначьте его тело
И душу.
Но это-то разве могут?
Сделают как идолёнка.
И отзвук во сне остается,
А проснется – не помнит.
***
Из льдинок и колосков обмылка и ветки
Из нитки гофрированных уголков и голубых цветков незаметных
Она вышивала плела в рот захватив соломку
И чашка была молока и дрожжи песку горка
И она возводила мышиные города вызывала красных коней
На рукав ее текла немота обволакивала кисеей
Лист ложился в сухой ручей
Выходил из подпола крот и она говорила
Я царица морей я запирательница амбарных дверей
Вышивательница белой свитки и утиц к ней
И он однажды придет
Придет как туман горы как пена в бочке воды
Это я бормочу острие костра
Упирается мне в губ плечо
Я еще молода да и его не назвать старичье
Течет алая лепота медовая нагота голубым зеленым ручьем
Месяцем обручем
Все ему нипочем свеча пергамент листает
Мой сын моя дочь с ниткой играют с Никтой играют
А он как в небе баранчик лежит калачом
Невеста
Диане Коденко
Что мы знаем – да, думаю, ничего.
Как она стелила ему постель
Из сорока сороков соболей,
Как капал воск свечевой.
Как грелось в ладони желтеющей серебро,
Как змей в горницу заползал.
«Тятя, мне темно, мне светло,
В глаза забивается сизая борода».
Что ты знаешь о вогнанных в бочку ножах,
О теленке – бочке смоляном?
О волчке, приходящем впотьмах?
Ты не знаешь ни об одном.
Протекла кубыть, а в ней сыр-творог:
Всё расскажут забыть, и наоборот –
Так замешивается пирог,
Так готовится приворот.
Подожди, постой, я не успеваю за тобой,
Мне прищемило пяту, я услышала стук –
Постой, истина скворчит в кувшине,
Влетает в слуховое дроздом,
Десять раз говорит «нет»,
А потом след насыпает золотой.
Она лежит навзничь – и яблоки под пятой.
«Разве ты не знаешь, что я не молодой,
Что много, ох, как много всего было,
Не ныряй с головой».
Нет, я выплыву, я в сорочке родилась,
В телячьем последе родилась,
Говорили тебе не раз,
Правды нет, запись затерлась, затесь заперлась.
Нет, я узнаю, я переверну кровать,
Я нырну до дна.
Тебе нечего узнавать,
И тайна сия холодна.
Просто снег идет, снег идет,
Красное становится черным,
Море шумит волнами,
А ветер крышу трясет.
А дитю говорят: полно, он ее спасет, он спасет.
Сорочий отчим
Только не говори что я выходил
А сам смеется
А то меня хватятся вот будут слезы
Я прилетел ночью
И улечу ночью
Да я человечий
Все просто я новый отчим
Это ты отсек голову быку
Это ты обращался в сороку
Это ты женился на Бригите и убил Олава
Ты поднес меч к троллеву языку
Служил тризну по гоблину
Читал скрипучие книги окованные
Скормил сына его врагу
Поешь по-заячьи по-волчьи
Знаешь к чему снится мертвый родич
Да это я
Заговор
Покой как вода стоит
Как подталый снег
Как часы круговые в воде
И солома и сено на вид
И месяц в небесной ладье
И две ладонки две ладошки
Язычка свечи погремушки
Два старых кокошника птица тонкокосая
И резные доски узорочье резные доски
На небе гремучие
И летит летит распашонка
Гусенка рыбенка
Колоколец в ладони отдает звонко
Маковка крыльца сонная конька конка
Вот и мережки решето
Небесной вышивки решето
Вода стоит все решено
Цыпленочек лебединый
У Мокоши с Волосом
Спор их судимый медведя и журавлика
Судят давно все решено
