Когда приблизишься – даже не в реальности мартовского дня, а только в полусне – [пионы] пойдут впереди тебя, раздвигая двери листьев, почти невидимые преграды...¹
Уже несколько десятков лет я люблю искать цветы на горных пастбищах – и восхищаться ими. Синяя горечавка вдоль тропы, уходящей так высоко, что вокруг уже не остается зелени. Пушица под мелким дождем на альпийских болотах.
Все это задолго до того, как я открыл для себя Филиппа Жакоте и перевел несколько его книг.
Тогда его стихи и особенно его лирическая проза, начиная с «На страницах зелени»², помогли мне полнее ощутить этот восторг. Вдруг передо мной возник тысячелистник, размером не длиннее моего пальца; я никогда не замечал этот вид раньше. А вот смолёвки с их крохотными лунами – или они так кутаются в одеяла? И этот мох, название которого мне неизвестно. Почему-то он выглядит таинственнее всего…
Так много «choses vues» – «увиденных вещей» (как сказал бы он): малиновка, оттенок цвета... Каждый раз выходя на прогулку, я вспоминаю о нем с благодарностью.
Я останавливаюсь, не зная почему. Как будто я услышал «зов», но это слово уже кажется слишком сильным: оно пришло ко мне слишком быстро. Я останавливаюсь. Теперь только в своем сознании я могу приблизиться к этому клеверу или к этой астранции; или мне нужно сказать «только в осознании». Или нужно другое слово. Я закрываю свою записную книжку. Когда мы стараемся сформулировать то, что происходит внутри нас, за пределами нас, мы можем сразу сделать шаг назад, или даже несколько. Затем мы снова двигаемся вперед. Возможно, мы даже ощущаем особую эфемерную убежденность, что мы испытали что-то в его полноте; что мы увидели эту маленькую, прекрасную, обыкновенную вещь; что мы на неожиданный и краткий миг каким-то новым способом стали частью Бытия. Был ли этот опыт «метафизическим»? Я не знаю.
Благодаря Филиппу Жакоте, благодаря его книгам, которые я перевел, и всем его книгам, которые я читал и перечитывал, я обрел уверенность в этом отсутствии уверенности, этом множестве сомнений, которое иногда обрушивается на нас, когда мы встречаемся с тайнами нашего мира. Вопросы, которые он задавал, сомнения, с которыми он сталкивался, возможно, с внутренним смятением, с которым ему временами было так тяжело совладать (и все же ему это удавалось), составляют суть нашего человеческого существования на множестве его порогов: немного лишайника, цветок скабиозы, а затем смерть. Тексты Жакоте показывают нам, как превратить нашу растерянность, наш страх, наши беды в ценные и целительные источники, которые снова будут с нами, как цветы вслед за ночью и утренними холодами.
«И я начну снова, как всё началось снова: изумление, замешательство – и благодарность тоже»³.