***
О линзу пальцы я обжёг
И желтый упадёт платок
На беспробудный бережок.
Умрёшь за несколько минут.
Мосты на острове растут.
Трепещет над дворцом лоскут.
Мы жили на большой звезде.
Пускали лотосы в воде.
Такого больше нет нигде.
Погасло светлое число.
Забыли зимнее тепло
И розы ветром унесло.
***
И угол отражён дитя
Сквозь фрагментарный сад фиалок.
И плещут воды до локтя
И оттого светло в провалах.
Четыре станции умру.
Прекрасны комнаты и тени.
Я помню детскую игру,
Что разбивала на ветру
Ладони улицы осенней.
***
Обида — как пропавшая птица –
Не знает и не молчит
О том, что яркие церемонии
Повторяют или забвение или идеал
Спокойные боги собирают лотосы на океанских дорогах.
***
Структура сна
Создаёт мерцание башен.
Смерть похожа на влюблённые воздушные корабли.
Там, на серой площадке, ветер, руины, животные.
В мутные окна на безупречном фоне
Внезапно увидишь
Синие сердца империи обречённых.
Дальнее пространство покрыто деревом и арматурой.
Вблизи игрушки, бинты.
Миновав лестницу, мы оказались в саду.
***
Станция на руинах апрельского леса.
Иероглиф, назвавший по имени И.
Пригород, где мертвые
Играют в цветочное лассо.
Мотылёк, летящий над поездом
Мимо деревьев.
Пастухи, рассказавшие время прекрасных картин.
Прозрачные быки у гибельного водопоя.
***
Трилистник цвёл, а я был человек.
Перед окном цветок и оберег
Влекли лицо сквозь сад местоимений.
Я там кусал кристаллы молока.
Но матери снега сестры осенней –
Диспансер сам и небо с ноготка.
Катамаран привязан и провал.
Блестит река, где Пушкин возлежал.
Я это вижу пеплом как пейзажем.
Древесный дым: умрём и не расскажем.
Но гроб несли и конник нам бряцал